Неточные совпадения
И так они старели оба.
И отворились наконец
Перед супругом двери гроба,
И новый он приял венец.
Он умер
в час перед обедом,
Оплаканный своим соседом,
Детьми и верною женой
Чистосердечней, чем иной.
Он был простой и
добрый барин,
И там, где прах его лежит,
Надгробный памятник гласит:
Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,
Господний раб и бригадир,
Под камнем сим вкушает мир.
Так думал молодой повеса,
Летя
в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных. —
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же
часПозвольте познакомить вас:
Онегин,
добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.
— Ай, славная монета! Ай,
добрая монета! — говорил он, вертя один червонец
в руках и пробуя на зубах. — Я думаю, тот человек, у которого пан обобрал такие хорошие червонцы, и
часу не прожил на свете, пошел тот же
час в реку, да и утонул там после таких славных червонцев.
Лиса, курятники накушавшись досыта,
И
добрый ворошок припрятавши
в запас,
Под стогом прилегла вздремнуть
в вечерний
час.
Он был как-то особенно чисто вымыт, выглажен, скромно одет, туго застегнут, как будто он
час тому назад мылся
в бане. Говоря, он поглаживал бороду, бедра, лацканы толстого пиджака,
доброе лицо его выражало смущение, жалость, а
в глазах жуликовато играла улыбочка.
Убийство Тагильского потрясло и взволновало его как почти моментальное и устрашающее превращение живого, здорового человека
в труп, но смерть сына трактирщика и содержателя публичного дома не возбуждала жалости к нему или каких-либо «
добрых чувств». Клим Иванович хорошо помнил неприятнейшие
часы бесед Тагильского
в связи с убийством Марины.
Полина Карповна вдова. Она все вздыхает, вспоминая «несчастное супружество», хотя все говорят, что муж у ней был
добрый, смирный человек и
в ее дела никогда не вмешивался. А она называет его «тираном», говорит, что молодость ее прошла бесплодно, что она не жила любовью и счастьем, и верит, что «
час ее пробьет, что она полюбит и будет любить идеально».
В Японии, напротив, еще до сих пор скоро дела не делаются и не любят даже тех, кто имеет эту слабость. От наших судов до Нагасаки три
добрые четверти
часа езды. Японцы часто к нам ездят: ну что бы пригласить нас стать у города, чтоб самим не терять по-пустому время на переезды? Нельзя. Почему? Надо спросить у верховного совета, верховный совет спросит у сиогуна, а тот пошлет к микадо.
Часов в пять, когда жара спала, все оживилось: жалюзи открылись; на крыльцах появилось много
добрых голландских фигур, мужских и женских.
Несколько
часов продолжалось это возмущение воды при безветрии и наконец стихло. По осмотре фрегата он оказался весь избит. Трюм был наполнен водой, подмочившей провизию, амуницию и все частное
добро офицеров и матросов. А главное, не было более руля, который, оторвавшись вместе с частью фальшкиля, проплыл,
в числе прочих обломков, мимо фрегата — «продолжать берег», по выражению адмирала.
Четверть
часа спустя Федя с фонарем проводил меня
в сарай. Я бросился на душистое сено, собака свернулась у ног моих; Федя пожелал мне
доброй ночи, дверь заскрипела и захлопнулась. Я довольно долго не мог заснуть. Корова подошла к двери, шумно дохнула раза два, собака с достоинством на нее зарычала; свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая; лошадь где-то
в близости стала жевать сено и фыркать… я, наконец, задремал.
Нет худа без
добра. Случилось так, что последние 2 ночи мошки было мало; лошади отдохнули и выкормились. Злополучную лодку мы вернули хозяевам и
в 2
часа дня тронулись
в путь.
Часа за два перед ним явился старший племянник моего отца, двое близких знакомых и один
добрый, толстый и сырой чиновник, заведовавший делами. Все сидели
в молчаливом ожидании, вдруг взошел официант и каким-то не своим голосом доложил...
С уходом Стрелкова матушка удаляется
в сестрицыну комнату и
добрый час убеждает, что
в фамилии «Стриженая» ничего зазорного нет; что Стриженые исстари населяют Пензенскую губернию, где будто бы один из них даже служил предводителем.
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж не на все ли четыре стороны тебя отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо
в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно
в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не то еще издохнет, чего
доброго! А
часам к девяти приготовить подводу — и с богом!
Да что ж эдак рассказывать? Один выгребает из печки целый
час уголь для своей трубки, другой зачем-то побежал за комору. Что,
в самом деле!..
Добро бы поневоле, а то ведь сами же напросились. Слушать так слушать!
— Вот это хорошо! — сказала она с таким видом,
в котором заметна была радость ястреба. — Это хорошо, что наколядовали столько! Вот так всегда делают
добрые люди; только нет, я думаю, где-нибудь подцепили. Покажите мне сейчас, слышите, покажите сей же
час мешок ваш!
Аня. Мама!.. Мама, ты плачешь? Милая,
добрая, хорошая моя мама, моя прекрасная, я люблю тебя… я благословляю тебя. Вишневый сад продан, его уже нет, это правда, правда, но не плачь, мама, у тебя осталась жизнь впереди, осталась твоя хорошая, чистая душа… Пойдем со мной, пойдем, милая, отсюда, пойдем!.. Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце
в вечерний
час, и ты улыбнешься, мама! Пойдем, милая! Пойдем!..
А молитва старца за нас, грешников,
И по сей
добрый час течет ко господу,
Яко светлая река
в окиян-море!
Я весь день вертелся около нее
в саду, на дворе, ходил к соседкам, где она
часами пила чай, непрерывно рассказывая всякие истории; я как бы прирос к ней и не помню, чтоб
в эту пору жизни видел что-либо иное, кроме неугомонной, неустанно
доброй старухи.
— И даже, князь, вы изволили позабыть, — проскользнул вдруг между стульями неутерпевший Лебедев, чуть не
в лихорадке, — изволили позабыть-с, что одна только
добрая воля ваша и беспримерная доброта вашего сердца была их принять и прослушать и что никакого они права не имеют так требовать, тем более что вы дело это уже поручили Гавриле Ардалионовичу, да и то тоже по чрезмерной доброте вашей так поступили, а что теперь, сиятельнейший князь, оставаясь среди избранных друзей ваших, вы не можете жертвовать такою компанией для этих господ-с и могли бы всех этих господ, так сказать, сей же
час проводить с крыльца-с, так что я,
в качестве хозяина дома, с чрезвычайным даже удовольствием-с…
Только с матерью своею он и отводил душу и по целым
часам сиживал
в ее низких покоях, слушая незатейливую болтовню
доброй женщины и наедаясь вареньем.
Эта выходка рассмешила и успокоила Михалевича. «До завтра», — проговорил он с улыбкой и всунул трубку
в кисет. «До завтра», — повторил Лаврецкий. Но друзья еще более
часу беседовали… Впрочем, голоса их не возвышались более, и речи их были тихие, грустные,
добрые речи.
Два
часа после прощания с Натальей Дмитриевной принесли мне,
добрый друг Нарышкин, твое письмо от 30 августа. Оно было прочтено с кафедры всей колонии, и, все вместе со мной благодарят тебя за дружбу. Будь уверен, что никто не минует Высокого. Лишь бы тронуться с места, а там все
в наших руках.
Как сон пролетели приятные минуты нашего свидания. Через 24
часа после того, как я взглянул
в последний раз на вас,
добрый мой Иван Дмитриевич, я уже был
в объятиях детей и старушки Марьи Петровны. Они все ожидали меня как необходимого для них человека. Здесь я нашел Басаргина с женой: они переехали к нам до моего возвращения. Наскоро скажу вам, как случилось горестное событие 27 декабря. До сих пор мы больше или меньше говорим об этом дне, лишь только сойдемся.
И когда пришел настоящий
час, стало у молодой купецкой дочери, красавицы писаной, сердце болеть и щемить, ровно стало что-нибудь подымать ее, и смотрит она то и дело на
часы отцовские, аглицкие, немецкие, — а все рано ей пускаться
в дальний путь; а сестры с ней разговаривают, о том о сем расспрашивают, позадерживают; однако сердце ее не вытерпело: простилась дочь меньшая, любимая, красавица писаная, со честным купцом, батюшкой родимыим, приняла от него благословение родительское, простилась с сестрами старшими, любезными, со прислугою верною, челядью дворовою и, не дождавшись единой минуточки до
часа урочного, надела золот перстень на правый мизинец и очутилась во дворце белокаменном, во палатах высокиих зверя лесного, чуда морского, и, дивуючись, что он ее не встречает, закричала она громким голосом: «Где же ты мой
добрый господин, мой верный друг?
Тот по-прежнему принял его
в кабинете, но оказалось, что полковник обедает не
в пять, а
в шесть
часов, и таким образом до обеда оставался еще
добрый час.
— Сейчас, Ваня, сейчас, мой
добрый друг. Дай мне поговорить и припомнить немного… Я теперь как разбитая… Завтра
в последний раз его увижу,
в десять
часов…
в последний!
— Тут
в одном — все стиснуто… вся жизнь, пойми! — угрюмо заметил Рыбин. — Я десять раз слыхал его судьбу, а все-таки, иной раз, усомнишься. Бывают
добрые часы, когда не хочешь верить
в гадость человека,
в безумство его… когда всех жалко, и богатого, как бедного… и богатый тоже заблудился! Один слеп от голода, другой — от золота. Эх, люди, думаешь, эх, братья! Встряхнись, подумай честно, подумай, не щадя себя, подумай!
Да и эта самая Альфонсинка, которую он собрался «изуродовать» и которая теперь, развалившись
в коляске, летит по Невскому, — и она совсем не об том думает, как она будет через
час nocer [кутить] у Бореля, а об том, сколько еще нужно времени, чтоб «отработаться» и потом удрать
в Париж, где она начнет nocer уж взаправду, как истинно
доброй и бравой кокотке надлежит…
Подойдя к окну своей спальни, он тихо отпирал его и одним прыжком прыгал
в спальню, где, раздевшись и улегшись, засыпал крепчайшим сном
часов до десяти, не внушая никакого подозрения Миропе Дмитриевне, так как она знала, что Аггей Никитич всегда любил спать долго по утрам, и вообще Миропа Дмитриевна последнее время весьма мало думала о своем супруге, ибо ее занимала собственная довольно серьезная мысль: видя, как Рамзаев — человек не особенно практический и расчетливый — богател с каждым днем, Миропа Дмитриевна вздумала попросить его с принятием, конечно, залогов от нее взять ее
в долю, когда он на следующий год будет брать новый откуп; но Рамзаев наотрез отказал ей
в том, говоря, что откупное дело рискованное и что он никогда не позволит себе вовлекать
в него своих
добрых знакомых.
Зазвенел тугой татарский лук, спела тетива, провизжала стрела, угодила Максиму
в белу грудь, угодила каленая под самое сердце. Закачался Максим на седле, ухватился за конскую гриву; не хочется пасть
добру молодцу, но доспел ему
час, на роду написанный, и свалился он на сыру землю, зацепя стремя ногою. Поволок его конь по чисту полю, и летит Максим, лежа навзничь, раскидав белые руки, и метут его кудри мать сыру-земли, и бежит за ним по полю кровавый след.
И если
в конце концов я все-таки лягу
в землю изуродованным, то — не без гордости — скажу
в свой последний
час, что
добрые люди лет сорок серьезно заботились исказить душу мою, но упрямый труд их не весьма удачен.
Но это столь старика тронуло, что он у меня
час добрый очень плакал; а я, как назло, все еще болен и не могу выйти, чтобы погрозить этому дебоширству,
в коем подозреваю учителя Варнаву.
— Злое нападает на нас ежедневно, отовсюду,
доброе же приходит редко,
в неведомый нам
час, с неизвестной стороны…
Юноше нравились чинные обрядные обеды и ужины, ему было приятно видеть, как люди пьянеют от сытости, их невесёлые рожи становятся добродушными, и
в глазах, покрытых масляной влагой, играет довольная улыбка. Он видел, что люди
в этот
час благодарят от полноты чувств, и ему хотелось, чтобы мужики всегда улыбались
добрыми глазами.
Для
добрых багровских коней такое расстояние не требовало отдыха, и выезд назначен был
в шесть
часов утра.
Уездный почтмейстер был
добрый старик, душою преданный Бельтовой; он всякий раз приказывал ей доложить, что писем нет, что как только будут, он сам привезет или пришлет с эстафетой, — и с каким тупым горем слушала мать этот ответ после тревожного ожидания
в продолжение нескольких
часов!
— Ах, какая забавная эта одна
добрая мать, — повторял Пепко, натягивая на себя одеяло. — Она все еще видит во мне ребенка… Хорош ребеночек!.. Кстати, вот что, любезный друг Василий Иваныч: с завтрашнего дня я устраиваю революцию — пьянство прочь, шатанье всякое прочь, вообще беспорядочность. У меня уже составлена такая таблица, некоторый проспект жизни: встаем
в семь
часов утра, до восьми умыванье, чай и краткая беседа, затем до двух
часов лекции, вообще занятия, затем обед…
Например, припоминая разговор с Александрой Васильевной
в саду, я точно открыл трещину
в том, что еще
час назад было и естественно, и понятно, и просто — именно: одна
добрая мать, получающая маленькую пенсию, адрес Пески, работа на магазин, и тут же шелковое платье, зонтик, перчатки и т. д.
Добрый старик говорил битый
час на эту благодарную тему, причем опровергал несколько раз свои же доводы, повторялся, объяснял и снова запутывался
в благочестивых дебрях красноречия. Такие душеспасительные разговоры, уснащенные текстами Священного Писания, производили на слушательниц о. Крискента необыкновенно успокаивающее действие, объясняя им непонятное и точно преисполняя их той благодатью, носителем которой являлся
в их глазах о. Крискент.
— Нет… Тут совсем особенная статья выходит: не хватает у нас
в дому чего-то, от этого и все неполадки. Раньше-то я не замечал, а тут и заметил… Все как шальные бродим по дому и друг дружку не понимаем да
добрых людей смешим. У меня раз пружина
в часах лопнула: пошуршала-пошуршала и стала, значит, конец всему делу… Так и у нас… Не догадываешься?
Я
в 6
часов уходил
в театр, а если не занят, то к Фофановым, где очень радовался за меня старый морской волк, радовался, что я иду на войну, делал мне разные поучения, которые
в дальнейшем не прошли бесследно. До слез печалились Гаевская со своей
доброй мамой.
В труппе после рассказов Далматова и других, видевших меня обучающим солдат, на меня смотрели, как на героя, поили, угощали и платили жалованье. Я играл раза три
в неделю.
— И ведомо так, — сказал Лесута. — Когда я был стряпчим с ключом, то однажды блаженной памяти царь Феодор Иоаннович, идя к обедне, изволил сказать мне: «Ты, Лесута, малый
добрый, знаешь свою стряпню, а
в чужие дела не мешаешься».
В другое время, как он изволил отслушать
часы и я стал ему докладывать, что любимую его шапку попортила моль…
— И, Юрий Дмитрич, охота тебе говорить! Слава тебе господи, что всякий раз удавалось; а как считать по разам, так твой один раз стоит всех моих. Не диво, что я тебе служу: за
добро добром и платят, а ты из чего бился со мною
часа полтора, когда нашел меня почти мертвого
в степи и мог сам замерзнуть, желая помочь бог знает кому? Нет, боярин, я век с тобой не расплачусь.
В двенадцать
часов ясного зимнего дня картинные галереи Лувра были залиты сплошною и очень пестрою толпою
доброго французского народа.
На другой день,
часов в двенадцать утра, князь ходил по комнате жены. Княгиня по-прежнему сидела неодетая
в постели, и выражение ее
доброго лица было на этот раз печальное и сердитое. Объяснение между ними только что еще началось.
В таких занятиях прошло
добрых три
часа. Наконец купеческий сын стал придираться и окончательно набросился на Ненаедова.
Чугунов. Побаиваюсь, благодетельница… А прогнать жаль, неровен
час и понадобится; не себе, так
добрым людям услужить. (Взглянув
в окно.) Кто-то подъехал к вам. Уж вы меня отпустите! (Целует руку Мурзавецкой.)
Татьяна Васильевна после того ушла к себе, но Долгов и критик еще
часа два спорили между собою и
в конце концов разругались, что при всех почти дебатах постоянно случалось с Долговым, несмотря на его
добрый характер! Бедный генерал, сколько ни устал от дневных хлопот, сколь ни был томим желанием спать, считал себя обязанным сидеть и слушать их. Как же после этого он не имел права считать жену свою хуже всех
в мире женщин! Мало что она сама, но даже гости ее мучили его!